Как будто я Нопэрапон не читал.

Представляем вам новинку среди боевых искусств. Она совершенна! Это лучшая и лидирующая тренировочная программа.


ПОЛУЧИТЬ КУРС Искусство боя!


Наша система показала невероятные результаты, и в то же время доступна для самостоятельного освоения даже абсолютным новичкам. Пройдите тест (абсолютно бесплатно) и получите курс “Искусство боя” подобранный именно под Ваш тип.


Ваши инстинкты скорости, ловкости и силы будут невероятно улучшены в десятки раз! Секрет кроется не в супер-приемах, а внутри Вас, просто нужно его открыть, и наша система в этом поможет - вы убедитесь в течении первой недели занятий. Пройдя наш курс вы всегда сможете постоять за себя и своих близких в любой драке.


Обучиться эффективной самообороне!

@темы: увиденное услышанное

---

Порядок и организация имеют огромное значение для законопослушного нейтрального персонажа. Он верит в сильное, правильно устроенное правительство, независимо от того, проводит ли оно политику жестокой тирании или человеколюбивой демократии. Польза от организованности и упорядоченности общества оправдывает любой вред, который может причинить личности исполнение его законов. Инквизитор, который обязан выявить предателя любыми способами, или солдат, который, не раздумывая, исполняет любые приказы - примеры личностей с таким мировоззрением.

Какой у тебя элаймент?

@темы: тесты

---

Путешествие в Затерянный мир.

В пятницу звонит Сашка. "Ты не забыл, что завтра в поход идем?" Про поход я не забыл. Я забыл, что идем завтра. В субботу в назначенный час я прибыл в гарнизон народ уже ушел в поля за лошадьми. Пришлось их догонять. И тут меня решили обрадовать. "Ты едешь на Талахаси, не волнуйся мы ее уже объездили. То что ее "объездили" отнюдь не означало, что она будет послушной девочкой, это значило только то что Тася не будет рваться с повода с выпученными глазами. Ног и повода она слушается пока плохо, если будет худо просто опусти поводья, и она пойдет сама". Еще трабл был в том что у Тахи не до конца зажило копыто, это причиняло ей неудобство, но она не хромала всю дорогу лишь на камнях приходилось спешиваться что бы ни доставлять ей лишние неудобства. Сфинксу было еще хуже, ему дали Исидону, она тоже только что объезжаная, но норовом по круче. Учитывая больное копыто Тахи ,я выехал вообще без багажа, а мой рюкзак отдали Сфинксу. И наконец, семь человек двинулись навстречу приключениям.

Веселье началось самого начала. Талахаси поначалу в толк не могла взять что от нее хотят и зачем куда-то вообще поворачивать, что бы повернуть ее голову мне пришлось напрячь мышцы на руке до судорог. И то Таха повернула голову, но корпус лошади остался на месте. Первой моей репликой было "А как ее снять с ручника?" Потому что удар пятками в бок не имел поначалу никакого эффекта вообще. Но потом этот дефект был исправлен.
Пройдя через дорогу, мы оказались в Садоводческом кооперативе. Рита мне предложила взять у нее рюкзачок потому, что у нее два было, и везти их было жутко неудобно. Я согласился, но поскольку я к ней подъехать не смог, да и нее ко мне тоже не получилось. Она опустила рюкзак на землю, и я подобрал ее в лучших традициях кочевников, не слезая с лошади. Если Таха и удивилась, то не сильно, во всяком случае, брыкаться она не стала. Омаха отличилась. Она пробралась на картофельную грядку и нагло там разлеглась. Окучивать картошку заново мы не стали.
Потом были жуткие подъемы, и спуски иногда приходилось спешиваться и вести лошадь на поводу. Таха периодически вставала в позу и когда уговоры не помогали, приходилось идти на радикальные меры. После хорошего шлепка по заднице, она шла дальше.
После трех часового перехода. Мы дали отдых лошадям и готовили чай. Потом двинулись дальше.
Решили пройти около водохранилища, вроде дорога там была, но мы не учли, что водохранилище подняли на пять метров, и дорога вскоре ушла по воду. Кстати сама картина дороги уходящей под воду смотрелась очень завораживающе. Ну не отступать же? Мы двинулись по узкой кромке пляжа, С одной стороны сопка, с другой вода и тропка в метр шириной. Класс!!
В особо трудном месте лошади запаниковали, они не хотели спускаться. А Феникс, как особо чувствительный забрался, на высоту метров в пятнадцать. Видать вообразил, что он горный козел.
Дальше пройдя через болотистую местность, мы шли по нормальной грунтовой дороге через весьма красивые места, людей нам не попалось, впрочем, оно и к лучшему, через час дошли до деревни. Дагор сказал, что где-то тут неподалеку есть домик альпиниста и мы решили двинуться к нему. Дорога шла через полузаброшенную деревню. Множество домов были заколочены, и брошены на произвол судьбы, да что там! В этой деревни даже электричество не проведено. Места чистые, но глухие. Домика все не было, а солнце уже садилось, и начали раздаваться шутки про домик погибшего коневода, то про показательное ритуальное убийство Дагора. Домик все-таки был найден. (Ничего особенного сруб как сруб) А мы с чувством выполненного долга расположились неподалеку от дерени, так как было уже поздно двигаться куда-то еще.
На следующий день Таха слушалась поводьев просто идеально, и мы к вечеру добрались до дома. Фотки будут представлены чуть позже.

@темы: жизненное

---

Премия Дарвина

Приход паука

Жила себе пара в Израиле, никого не трогала. Однажды жена увидила большущего паука, ползущего по краю унитаза. Она схватила аэрозоль против насекомых и стала разбрызгивать его на паука. Смыв его в унитаз и вылив на него остатки баллончика, она, удоволетворенная, ушла в комнату, забыв смыть воду.

Приходит с работы муж, после рабочего дня желающий облегчиться. Стоя перед унитазом, он решает закурить сигарету. Прикурив от спички, он инстинктивно бросает ее в унитаз... тем самым поджигая высоко огнеопасную жидкость, которая осталась в туалете. Он палила себе переднюю сторону одежды и обжег член и яички. Медработники приехали на вызов, обработали ожоги и подготовили его к транспортировке в больницу. Пока они несли его по лестнице на носилках, они поинтересовались, как больной умудрился получить такие необычные ожоги. Возможно, пострадавшему надо было подождать с рассказом, т.к. по его окончании санитары так смялись, что уронили его с носилок! В результате кувырка с лестницы, человек сломал руку.

Оно жалиться!

В панике человек вызвал полицию, т.к. из его террариума сбежал маленький скорпион. Приехала полиция и выяснила, что это уже третья жалоба, к тому же человек не знал точно, сколько скорпионов сбежало. Пришлось обработать его квартиру, обрызгав все темные углы, даже книги и за обоями. Это ему обойдется в 10.000 долларов. Но вот самое интересное: после этого происшествия по телевизору выступил эксперт, который заявил, что скорпионы не представляли опастности, т.к. когда они маленькие, то жала у них мягкие и яда почти нет. К тому же, поймать их было очень просто - надо было дождаться ночи и положить что-то теплое, накрыв это газетой - все скорпионы собрались бы там.

Пиво - не противоядие

Два парня пили у одного из них дома, у которого была кобра. Они выпили, приняли немного наркотиков. Хозяин собирался покормить кобру, адругой решил поиграть с ней и был укушен в руку. Вместо того, чтобы ехать в больницу, они пошли в бар, откуда их послали в больницу. По пути укушенный умер. Его приятель решил, раз уж тот умер, посидеть в баре до темноты и потом сбросить тело в реку. Тем временем тело было найдено. Полиция поехала сообщить плохую новость вдове и застала ее с другим мужчиной!

А барабан крутанули?

Derrick L. Richardson 28 лет был раестован за непреднамеренное убийство своего родственника. Он предложил своему кузину сыграть в очень азартную и опасную игру - "русскую рулетку" и и приставил к виску того... полуавтоматический пистолет вместо револьвера... (Для тех, кто не разбирается в оружии: с полуавтоматическим пистолетом играть в эту игру неинтересно - в нем каждый патрон автоматически направляется в ствол....)



Этот актер сыграл правдиво.

Актер, игравший Иуду, повешен на сцене.

Английский актер повесился, играя Иуду в представлении "Иисус Христос суперзвезда", перед ничего не подозревающей аудиторией в 600 человек в греческом отеле.

Тони Уиллер 26-ти лет не смог правильно прикрепить веревку на шее к устройству, поддерживающему его тело. Он провисел на сцене 6 минут, пока зрители и актеры поняли, что что-то не так.

Он играл Иуду 3 сезона, который по сценарию, раскаявшись в предательстве Иисуса, вешает себя на дереве. Несколько докторов, сидевших в зале, не сумели его спасти. Его не сняли во-время из-за того, что все думали, что конвульсии тоже были частью представления. Он был талантливым актером.

@темы: юмор

---

Ненавижу тонкую, кропотливую работу. Терпеть не могу.

@темы: хобби

---

От того что люди много разговаривают, у них портятся зубы, еще сильнее чем от кариеса.

@темы: личные наблюдения

---

01.07.2010 в 17:33

Пишет  Bercut_bird:

Похоже становится..

01.07.2010 в 17:22

Пишет  TrashTank:

Детям старшего школьного возраста в организме категорически не хватает 3.14здюлей (с)

29.06.2010 в 20:30

Пишет  Gonzzza:

Великая Отечественная безграмотность

- Класс, внимание! - попыталась перекричать гомон и ржание молодая учительница. - Класс!
После нескольких минут криков ее, чтобы отстала, соизволили выслушать - гомон приутих, за исключением хихиканья двух старшеклассниц, обсуждавших залетевшую знакомую.
- Перед вами - учительница указала на стоявшего рядом старика в покрытом наградами кителе. - Петр Васильевич, бывший полковник разведки, Герой Советского Союза. Он согласился поговорить с вами о Великой Отечественной войне. Можете задавать интересующие вас вопросы.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь продолжающимся хихиканьем подружек залетевшей одноклассницы и шуршанием открываемого пакета чипсов. Ученики даже не пытались изобразить на лицах заинтересованность - гость был для них скучным не прикольным стариком, который сейчас начнет бубнеть про свою "Родину", "Сталина", и прочую фигню. Школьники за задними партами уже вовсю перекидывались смс-ками и смотрели на телефонах ржачное видео, где пацан подбегал к девушкам и стаскивал с них юбки.
- Эмм... - попыталась нарушить молчание учительница. - Петр Васильевич, расскажите пожалуйста, как наш народ встретил начало войны?
Из груди старика вырвался грустный вздох, и он произнес на удивление четким и сильным голосом:
- Как встретил?.. Да по-разному встретил народ войну. Кто испугался, кто наоборот, в бой стал рваться. Люди-то разные на свете.

Неожиданно из середины класса раздался удивленный юношеский "бас", больше похожий на хриплый писк:
- А че, то есть в фильмах фигню показывают типа там все были герои и все такое?
Старик моментально нашел глазами автора вопроса и тот неуютно заерзал на стуле - одно дело спрашивать "из толпы", и другое - когда собеседник смотрит прямо на тебя. Да и взгляд у деда был какой-то...
- Все героями быть не могут. - спокойно ответил ветеран. - Все разные, и ведем себя по-разному. А что в фильмах героев показывают - ну а кого ж еще показывать-то? Трусов, или предателей?

Сидевшая за первой партой ученица скривила тонкие губы и с вызовом в голосе поинтересовалась:
- Вот вы говорите "трусы и предатели", а может людям просто умирать не хотелось? Может, им отдали дурацкий приказ "ни шагу назад", а у солдата дома жена и дети. А его тут же в предатели и расстреливают. По-моему это гадко.
Старик прищурил зоркие карие глаза и тихо ответил:
- У многих были семьи, и сражаться шли, чтобы в том числе и семьи свои уберечь. А те гады что сбегали - они не о семьях думали. Они о себе думали - чтобы не убило, да чтобы к жене домой поскорее. И не ради жены, а чтобы жить такому беглецу снова стало хорошо. - старик недобро нахмурился. - "Дурацкий приказ", говоришь? А ты бы какой приказ отдала, когда враг бы уже у самых ворот стоял?

- Всегда можно договорится. - не дала ветерану закончить ученица, настырно вздергивая подбородок. - А ваши методы... - она помолчала, подбирая выражение. - они бесчеловечны! Много тысяч солдат были убиты своими же только из-за того, что не хотели умирать из-за прихоти "вождя", ничего не понимавшего в стратегии!
- Я тоже че-та такое слышал. Там еще отряды какие-то были чтобы своих же расстреливать. - донесся голос с задней парты. - И эти еще были, комиссары или как их там, которые всех просто так расстреливали.
- "Просто так", да?.. - тихо вздохнул ветеран. - Те гады с поля боя бежали, города и села без защиты оставить хотели, своих товарищей под огонь подставляли, а вы их жалеете? - без недоумения, я скорее с грустью спросил старик.
- Большинство людей, наверное, и так ушло из фронтовой зоны. - подала голос темноволосая ученица в аккуратных очках. - Люди не дураки, чтобы под пулями сидеть.

- Не все бежать могли, да многие и не хотели. - ответил старик. - Тут ведь...
- Тогда они сами виноваты, и нечего перекладывать вину на так называемых "трусов", якобы оставлявших население без защиты. - перебила ветерана ученица с тонкими губами. - И вообще мне кажется, что все это лишь предлог чтобы устраивать показательные расстрелы в армии - чтобы остальные солдаты боялись.
- Немцев боялись, - заметил ветеран. - а не своих.
- А чего их бояться? - удивленно моргнула грудастая старшеклассница с длинными рыжими волосами. - культурная трудолюбивая нация. Нам вообще у них многому можно поучиться.
- Ага. - поддакнул сидевший за соседней партой здоровяк. - Если бы они нас тогда захватили - у нас бы тоже порядок щас был.
- И пиво хорошее. - вставил сосед здоровяка, и оба дружно заржали.

- Немцы зверьми были. Те из них, кто воевать против мира пошел. - сказал ветеран, понимая тщетность своих слов. - Они города уничтожали, деревни выжигали, женщин насиловали...
- Райн-раус, йааа, дас ист фантастиш. - томно простонала одна из недавно хихикавших девушек, и класс снова заполнило ржание.
Темноволосая ученица поправила очки, и с нескрываемой иронией произнесла:
- Немцы - звери, а наша "доблестная армия", значит, святая? Сколько народа наша армия убила и изнасиловала, когда до Европы добралась? Может еще скажете, что красноармейцы ничего не грабили? Да Сталин бы сам на Европу пошел, если бы Гитлер его не опередил, так что нам просто повезло, что не мы первые начали и теперь можно себя "защитниками и освободителями" выставить.

Ветеран покачал головой, поднялся со стула и молча вышел в коридор. Когда за ним тихо закрылась дверь, учительница обвела класс укоризненным взглядом и выбежала следом.
- Че это он? - удивился здоровяк, дожевывая чипсы.
- Стыдно за свою "хорошую красную армию" стало. - победно усмехнулась ученица с тонкими губами.
- Угу. А что он думал, мы тут все прослезимся и в ноги ему поклонимся, что он нас от "злой Германии" спас? - поддакнула темноволосая в очках.
- Не, и правда было бы круче, если бы немцы победили. Хоть порядок бы навели. - донесся голос с задней парты.
- Да ну все это. Надоели. Как девятое мая - вечно каких-то стариков приводят, а нам их слушай. - фыркнула пышногрудая рыжая красавица, читая очередное пришедшее на телефон сообщение.

Учительница быстро шагала по коридору, но ветерана нигде не было видно. Девушка даже спустилась на первый этаж и спросила у улыбнувшегося ей охранника:
- Миш, тут ветеран не проходил?
- Нет. - удивленно приподнял брови рослый милиционер. - А что такое?
- Да нет, все нормально. Он, наверное, через задний вход вышел.

Но задний вход оказался закрытым на замок. Решив вернуться в кабинет, учительница поднялась на второй этаж и уже хотела зайти в класс, когда заметила на подоконнике небольшой темный предмет. Подойдя ближе, девушка с удивлением взглянула на находку - на белом пластике подоконника лежала потемневшая от времени, покрытая гарью и засохшей грязью звезда Героя.
© Камрад kor_shirou

@темы: Стащено

---

Свобода! Свобода! Свобода!

@темы: работа

---

Зашибись

В ученики тебя выбрал… Стражник

Мир – хаос, люди делятся на возможных жертв и потенциальных нарушителей. Вот каково мнение Стражника. Пусть чересчур категорично и небесспорно. Зато проверено в деле и отлично подходит тому, кто рискнул навести и – Боже правый!.. – поддерживать порядок в этом бардаке. Честный, принципиальный и неподкупный, стражник неусыпно следит за соблюдением установленных правил и считает тебя годным курсантом. Не каждый способен встать на путь столь честного и осознанного служения Закону. Сколько драконов – внешних и внутренних – тебе предстоит победить на этом пути!.. Сколько соблазнов преодолеть…. Однако Стражник кого попало в ученики не позовет.

Пройти тест

@темы: тесты

---

Вы пришли в наш мир из чьего-то сна.

Странное создание. Откуда Вы пришли? Кто посмел Вас оторвать от дел и призвать сюда? Может Вы заблудились? Это было осознанное решение? А Вы смелее, чем кажетесь на первый взгляд. Зачем Вы скрываете свою истинную сущность от людей? Хоть кто-нибудь видел Вас настоящим?

Пройти тест

@темы: тесты

---

Чес можно заняться в свой нечастый выходной? Отоспаться, ибо устаешь, как не уставал когда вагону загружал. А потом по этой дикой жаре можно принести домой двадцать пять килограммов сахара, из магазина за три километра от дома. Ибо маме приспичило варенье делать.

@темы: жизненное

---

Посвящается Konkviste

Первый полет

Я из-за всех сил старался не просыпаться, но братья решили, что сегодня спать вредно и вот уже полчаса гоняли бедную Ланку по пещере. Грему и Флиру очень хотелось проверить, как сильно они умеют кусаться. Судить видимо должна была Лана, но судя по раздраженному шипению и визгу, она отказывалась участвовать в этой забаве. Но братья все-таки настигли непослушную сестренку, и теперь по пещере визжа и рыча, катался клубок из трех тел. И как всегда этот клубок налетел на меня.
Я проснулся и начал брыкаться укусил чью-то лапу, кто-то цапнул меня, от кого-то лапой по шее получил. Когда я выбрался, жутко недовольный вниманием братьев они со странным интересом смотрели на меня.
- Вам что, делать нечего?!
- Нам нечего! Абсолютно! Давай ты судить нас будешь?
- Еще чего! Друг друга кусайте!
- Мы кусали! Все утро уже! Но Флир мухлюет!
- Это я мухлюю?!! Сам-то сказал, что вообще ничего не чувствуешь!
- Как было, так и сказал! – Грем сделал страшную рожу и кинулся на Флира, и они самозабвенно сражались друг с другом.
Я свернулся, было клубком, но заметил чей-то синеватый хвост и тут же придавил его лапой.
-Ой! Блик ты чего?!
- А нечего за мной было прятаться! – Я быстро вскочил, Лана не успела от меня улизнуть, это Грем с Флиром здоровяки, но чуточку неуклюжие. Я может и меньше, но шустрее хоть и не такой быстрый как сестра. Ланка самая быстрая из нас, но меньше всех. Потому Грем с Флиром Лану и задирают, я больнее сдачи дам.
Мама говорит, что она вырастет настоящей красавицей. А мы будем мужчинами. Не знаю, что это такое но я буду большим и сильным! А еще сбудется моя мечта!
Ланка сопротивлялась отчаянно, но недолго, в конце я все-таки взял ее шею в зубы, порычал и успокоился.
Я отпустил сестру и направился к выходу из пещеры.
- Эй! Ты куда?! Опять на поляну?!
- Сестрица, ты уже знаешь ответ! Так зачем спрашиваешь?
- Ну может ты в лес решил пойти… - Лана выгнулась и направилась за мной следом - Я с тобой!
С Гремом и Флиром ей оставаться очень не хотелось.
- Ты опять будешь пытаться взлететь?
- Да, нам третья весна уже! Мама сказала, что на третью весну мы обязательно полетим!
- Да, но ты и в прошлом году тоже взлететь пытался.- Как бы про между прочим заметила Лана.
Я залился краской, но промолчал. Вспоминать, что случилось в прошлом году, совершенно не хотелось.
Прошлым летом Мама улетела на охоту, а мы играли на поляне. Поднялся сильный ветер, такой, что сосны к земле клонились. А я гордо стоял и ловил ветер крыльями. Казалось еще немного, и я взлечу! Я разбежался навстречу ветру и прыгнул! И я полетел! Правда летел я недолго и больно шлепнулся прямо в осинник, который мы старательно обходили стороной. И осы меня больно покусали! А потом еще мама вернулась. Сначала смеялась, потом наказала и сказала, что летать нам еще рано. На третью весну только.
- Ой, какая прелесть! Ты розовый! – Ланка беззаботно смеялась.
Я смутился еще больше, плохо, когда ты весь белый как снег. Это хорошо когда зимой в снегу прячешься, но в снегу холодно. Я больше всего лето люблю. Летом можно бегать и в лесу прятаться, а еще там много – всего вкусного прячется. Например, рыба, или лягушки. Правда сейчас мы уже большие выросли, лягушек нам уже не хватает. Зато иногда у нас получается зайца поймать, да и мама регулярно с охоты нам оленя приносит.
Мы пришли на поляну. Лана легла на мягкую траву и стала наблюдать за тем, как я старательно отошел на край поляны, поднял крылья и побежал навстречу ветру.
Бегу. От каждого шага замираю от восторга, сейчас получится! Сейчас! Конец поляны уже близко! Прыжок! Расправляю крылья… Я говорил, что у меня самые большие крылья? Нет? Так вот у меня самые большие крылья! А сейчас они вздулись от ветра и даже меня держат! Я лечу! Лечу, взмахиваю крыльями.… Теряю равновесие, заваливаюсь на бок и падаю.
Я открыл глаза. Левым боком я сильно шлепнулся об камень. Даже вставать не хочется… Лана стояла в двух шагах в ее глазах застыли восторг и обожание.
-Ты летел!
- Нет, я падал…
- Чтобы упасть, сначала нужно взлететь!- Рассудительно заметила Лана – Ты настоящий Дракон!
- Да? Тогда нужно еще попытаться! - Вскочил и пошел снова на край поляны. На боку оказалась всего лишь царапина, хоть и большая.
- А как ты думаешь, у меня получится? - Лана жутко стеснялась своего вопроса.
- Конечно! У тебя же есть крылья? Давай вместе!

@темы: рассказ

---

Фу вроде остыл немного. но эта сиутация мне нравится еще мегьше. Так или иначе, дорабатываю в этом темпе, (диком и беспощадном до канца месяца и устраиваю себе выходные на пару месяцев. как раз на ножевой лагерь съезжу хоть раз полностью.
Чем больше живу, тем больше хочется тоже в лес уйти, ментов стрелять. Говорят этих придурков в народные мстители записали "первые ласточки против системы" звучит красиво. На деле мишура. Власти орут про скинхедов ну пускай все занют что дело не в этом. Я тоже скучаю по Jagged Alliance но устравиать такое вселелье остерегусь без четкого плана действий. ребята работали одни. И что дальше со стволами делать не знали. А на спецвойска идти кишка тонка оказалась. это не по Эффект внезапности и все такое. Плюс все знают как у нас милиция службу несет и с оружием обращается.
Для нас - это работа для них - война.(с) Какой-то командир побывавший в чечне.
Для ментов это уже работа. Автомат давно не кажется живым существом готовым плюнуть огнем по твоему безмолвному приказу. Это просто кусок металла. Его можно и закинуть куда подальше. Вот это отношение ментов и подвело. Все таки оружие нужно в порядке держать, а не как обычно.
А вот для парней это война. Маленькая и идиотская, без четкого плана действий, ради куража, и ебанутой мести, но война. На войне , адреналин в кровь и ты великий воин! с лопатой на танк пойдешь, а если кураж поймаешь то и расколотишь. Если навыков хватит.
Это образно конечно. Они в этот момент превосходили себя. А вот потом остыли и испугались. Тогда их погнали, они побежали. Как зверье.
У них друг в спецназе? А то что война это не только навыки, опыт, а еще и психология он не учел. Эта ошибка была очередной.
Зато народ зло шепчет по углам. "Так властям ( ментам) и надо" ну это конечно. У них же заступники появились. Причем больше старики старой совдеповской закалки. "Вот мы только пиздеть, а молодежь поднимается!"(с) Ну и в том же духе. Бред.

@музыка: Hammerfall-Let The Hammer Fall

@темы: картина маслом

---

А вчера меня реально подставили, хорошо так, на весь день то что оу меня свои планы были это ни хрена не значит.
Начальник выдает деньги, предлагает новый объект и обещает холотые горы. Ну насчет гор там и так понятно. Насчет условий, вообще задница с 7.30 до 24.20 причем оплачивается время. Причем идте еще куда-то при таких условиях не представляется возможным. Меня на весь остаьок дня и запизхнули причекм не чего толком и не сказали. Я не одет был толлом. Вот так и стоял. В синих джинсах и гламурной футболке. Хоть не розовой +)) хоть не розовой. Условия конечно не сахар. Работать можно но сам факт подставы, когда приходится ломать все свои планы меня просто взбесил. Всех на хуй! Причем начальника в первую очекредь. Денег все равно много не потеряю лебединую песню, этой работы я уже получил. Это когда я формально я на двух объектах стоял. Все мои дорогие как со мной так и я с вами дорабатываю до конца месяца и уебываю на хуй! Что меня начали заебывать эти приколы.

@настроение: 70 килограммм веса и 75 тонн взрычатки!!!!

@темы: работа - зло

---

Мое начальство считает меня тупым и то что я наверно считать не умею =)) Николаич новый объект предложил. Домотехника. Дневной. но там денег меньше получается, я о этом сразу догадался, а он целых 15 минут рассказывал что там выгоднее пока на калькуляторе не посчитал, а как посчитал сразу поскучнел. Ну да за бесплатно я хрен работать буду. =))

@темы: работа - зло

---

Что-то развитие событий в Большом Камне мне не очень нравится. Скорее всего придется линять с этого "родного" города.

---

Макса больше нет.
Четырнадцать с половиной лет для кота конечно срок. Но как-то слишком быстро он ушел. Буквально сгорел.
Спи спокойно.

---

---

07.06.2010 в 13:28

Пишет  Bercut_bird:

Снег, зеркало, яблоко

Я не знаю, чем она была. Никто из нас не знает. Родившись, она убила свою мать, но и это недостаточное объяснение.

Меня называют мудрой, но я далеко не мудра, хотя и провидела случившееся обрывками, улавливала застывшие картины, притаившиеся в стоячей воде или в холодном стекле моего зеркала. Будь я мудра, то не попыталась бы изменить увиденное. Будь я мудра, то убила бы себя еще до того, как повстречала ее, еще до того, как на мне задержался его взгляд.

Мудрая женщина, колдунья — так меня называли, и всю мою жизнь я видела его лицо во снах и отражении в воде: шестнадцать лет мечтаний о нем до того дня, когда однажды утром он придержал своего коня у моста и спросил, как меня зовут. Он поднял меня на высокое седло, и мы поехали в мой маленький домик, я зарывалась лицом в мягкое золото его волос. Он спросил лучшего, что у меня есть: это ведь право короля.

Его борода отливала красной бронзой на утреннем солнце, я узнала его — не короля, ведь тогда я ничего не ведала о королях, нет, я узнала моего возлюбленного из снов. Он взял у меня все, что хотел, ведь таково право королей, но на следующий день вернулся ко мне, и на следующую ночь тоже: его борода была такой рыжей, волосы такими золотыми, глаза — синевы летнего неба, кожа загорелая до спелости пшеницы.

Когда он привел меня во дворец, его дочь была еще дитя, всего пяти весен. В комнате принцессы наверху башни висел потрет ее покойной матери, высокой женщины с волосами цвета темного дерева и орехово-карими глазами. Она была иной крови, чем ее бледная дочь.

Девочка отказывалась есть вместе с нами.

Не знаю, где и чем она питалась.

У меня были свои покои, а у моего супруга-короля — свои. Когда он желал меня, то посылал за мной, и я шла к нему и удовлетворяла его, и получала от него удовлетворение.

Однажды ночью через несколько месяцев после моего приезда ко мне пришла она. Ей было шесть. Я вышивала при свете лампы, щурясь от дыма и неверного мерцания пламени. А когда подняла глаза, увидела ее.

— Принцесса?

Она молчала. Глаза у нее были черные, как два уголька, волосы — еще чернее, а губы — краснее крови. Она поглядела на меня и улыбнулась. Даже тогда, в свете лампы, ее зубы показались мне острыми.

— Что ты делаешь в этой части дворца?

— Я есть хочу, — сказала она, как сказал бы любой ребенок.

Была зима, когда свежая еда — все равно, что мечты о тепле и солнечном свете, но с балки в моем покое свисала связка яблок, высушенных и с вынутыми косточками. Сняв одно, я протянула ей.

— Вот, возьми.

Осень — пора высушивания и заготовок, время сбора яблок и вытапливания гусиного жира. Тогда же близился праздник середины зимы, когда мы натираем гусиным жиром целую свинью и начиняем ее осенними яблоками, потом мы жарим ее в очаге или на костре и готовим пироги и клецки на шкварках.

Взяв у меня сушеное яблоко, она стала кусать его острыми желтыми зубами.

— Вкусно?

Она кивнула. Я всегда боялась маленькой принцессы, но в то мгновение сердце у меня растаяло, и кончиками пальцев я ласково коснулась ее щеки. Она посмотрела на меня и улыбнулась — она так редко улыбалась, — а потом вонзила зубы в основание моего большого пальца, в холмик Венеры, так что выступила кровь.

От боли и удивления я закричала, но она поглядела на меня, и крик замер у меня в горле.

А маленькая принцесса прильнула губами к моей руке и стала лизать, сосать и пить. Напившись, она ушла из моего покоя. У меня на глазах ранка начала затягиваться, рубцеваться, исцеляться. На следующий день остался только старый шрам, будто я порезалась карманным ножиком в детстве.

Она заморозила меня, завладела мной, подчинила себе. Это напугало меня больше, чем то, что она напиталась моей кровью. После той ночи я с наступлением сумерек стала запирать свою дверь, закладывать в скобы оструганный ствол молодого дубка и приказала кузнецу выковать железные решетки, которые он поставил мне на окна.

Мой супруг, моя любовь, мой король посылал за мной все реже и реже, а когда я приходила к нему, он был точно одурманен, беспокоен, растерян. Он больше не мог удовлетворить женщину, как пристало мужчине, и не позволял мне ублажить его ртом: в тот единственный раз, когда я попыталась, он дернулся и заплакал. Я отняла губы и крепко его обняла, и укачивала, пока рыдания не стихли, и он не уснул как дитя.

Пока он спал, я провела пальцами по его коже, — вся она была ребристой от множества старых шрамов. Но по первым дням нашей любви я помнила только один — в боку, где в юности его ранил вепрь.

Вскоре от него осталась лишь тень человека, которого я повстречала и полюбила у моста. Его кости синим и белым проступили из-под кожи. Я была с ним до конца: руки у него были холодны, как камень, глаза стали молочно-голубыми, его волосы и борода поблекли, потеряли блеск и обвисли. Он умер, не исповедавшись. Все его тело с ног до головы было в горбиках и рытвинах от застарелых крохотных шрамов.

Он почти ничего не весил. Земля промерзла, и мы не смогли вырыть ему могилу, а потому сложили курган из камней и валунов над телом — в дань памяти, ведь от него осталось так мало, что им погнушались бы даже дикие звери и птицы.

А я стала королевой.

Я была глупа и молода — восемнадцать весен пришли и ушли с тех пор, как я впервые увидела свет дня, — и не сделала того, что сделала бы сейчас.

Верно, я и сегодня приказала бы вырезать ей сердце. А еще приказала бы отрубить ей голову, руки и ноги. Я велела бы ее расчленить, а потом смотрела бы на городской площади, как палач добела раздувает мехами огонь, бесстрастно наблюдала бы, как он бросает в костер куски разрубленного тела. Вокруг площади я поставила бы лучников, которые подстрелили бы любую птицу, любого зверя, который посмел бы приблизиться к пламени, будь то ворон или собака, ястреб или крыса. И не сомкнула бы глаз до тех пор, пока принцесса не превратилась бы в пепел, и мягкий ветерок не развеял бы ее, как снег.

Но я этого не сделала, а за ошибки надо платить.

Потом говорили, что меня обманули, что это было не ее сердце, что это было сердце зверя — оленя, быть может, или кабана. Те, кто так говорил, ошибались.

Другие твердят (но это ее ложь, а не моя), что мне принесли сердце, и я его съела. Ложь и полуправда сыплются как снег, покрывая то, что я помню, то, что я видела. Чужой и неузнаваемый после снегопада край — вот во что она превратила мою жизнь.

Шрамы были на моей любви, на бедрах ее отца и на его чреслах, когда он умер.

Я с ними не пошла. Они забрали ее днем, пока она спала и была слабее всего. Они унесли ее в чащу леса, распустили на ней рубашку и вырезали ее сердце, а мертвое тело оставили в лощинке, чтобы его поглотил лес.

Лес — темное место, граница многих королевств, не нашлось бы ни одного глупца, кто стал бы утверждать свою над ним власть. В лесу живут преступники. В лесу живут разбойники, а еще волки. Можно десяток дней скакать по лесу и не встретить ни одной живой души, но все время за тобой будут наблюдать чьи-то глаза.

Мне принесли ее сердце. Я знала, что оно ее — ни сердце от свиноматки, ни сердце от голубки не продолжало бы вырезанное пульсировать и биться, как делало это.

Я отнесла его в свой покой. Я его не съела: я подвесила его на балке над моей кроватью, подвесила на нитке, на которую нанизала головки чеснока и ягоды рябины, оранжево-красные, как грудка малиновки.

За окном падал снег, скрывая следы моих охотников, укрывая ее крохотное тельце в лесу.

Я велела кузнецу снять решетки с моих окон и, когда клонился к закату короткий зимний день, подолгу сидела у окна, глядя на лес, пока не ложилась тьма.

В лесу, как я уже говорила, жили люди. Иногда они выходили из чащи на Весеннюю ярмарку — жадные, дикие опасные люди. Одни были уродами и калеками, жалкими карликами и горбунами, у других были огромные зубы и пустые глаза идиотов, у третьих — пальцы с перепонками, как у лягушки, или руки, как клешни у рака. Каждый год они выползали из леса на Весеннюю ярмарку, которую устраивали, когда сойдет снег.

В юности я работала на ярмарке, и лесной люд уже тогда меня пугал. Я предсказывала людям судьбу, высматривала ее в стоячей воде, а после, когда стала старше, в круге полированного стекла, обратная сторона которого была посеребренной — его мне подарил один купец, чью потерявшуюся лошадь я углядела в луже разлитых чернил.

И торговцы на ярмарке тоже боялись лесных людей: гвоздями прибивали свои товары к голым доскам козел — огромными железными гвоздями прибивали к дереву пряники и кожаные ремни. Если их не прибить, говорили они, лесные люди схватят их и убегут, жуя на бегу украденные пряники, размахивая над головой ворованными ремнями.

Но у лесного люда были деньги: монетка тут, монетка там, иногда испачканные зеленью или землей, и лица на монетах были незнакомы даже самым старым среди нас. Еще у них были вещи на обмен, и потому ярмарка процветала, служа изгоям и карликам, служа разбойникам (если они были осмотрительны), которые охотились на редких путников из лежащих за лесом стран, на цыган или на оленей. (В глазах закона это было разбоем. Олени принадлежали королеве.)

Медленно текли годы, и мой народ утверждал, что я правлю им мудро. Сердце все так же висело у меня над кроватью и слабо пульсировало по ночам. Если кто-то и горевал по ребенку, свидетельств того я не видела: тогда она еще наводила страх и люди считали себя счастливыми, что избавились от нее.

Одна Весенняя ярмарка следовала за другой: всего пять, и каждая следующая была унылее, беднее, скуднее предыдущей. Все меньше лесных людей приходили покупать наши товары. А те, кто приходил, казались подавленными и беспокойными. Торговцы перестали прибивать к козлам свой товар. На пятый год из лесу вышла лишь горсть людей — дюжина сбившихся от страха в кучку волосатых карликов. И никого больше.

Когда торги закончились, ко мне пришли распорядитель ярмарки и его паж. Первого я немного знала до того, как стала королевой.

— Я пришел к тебе не как к моей королеве, — сказал он. Я молчала. И слушала.

— Я пришел к тебе потому, что ты мудра, — продолжал он. — Ребенком, лишь посмотрев в лужу чернил, ты нашла потерявшегося жеребенка; девушкой, лишь посмотрев в свое зеркало, ты нашла потерявшегося младенца, который далеко ушел от своей матери. Тебе ведомы тайны, и ты можешь сыскать сокрытое. Что пожирает лесной люд, моя королева? — спросил он. — В будущем году Весенней ярмарки не будет вовсе. Путники из других королевств стали редки, лесные люди почти исчезли. Еще один такой год, и мы все умрем с голоду.

Я приказала служанке принести мне зеркало. Это была немудреная вещица, посеребренный сзади стеклянный диск, который я хранила завернутым в шкуру олененка в сундуке у себя в покое.

Мне его принесли, и я в него заглянула.

Ей было двенадцать — уже не малое дитя. Кожа у нее была все еще бледная, глаза и волосы — угольно-черные, губы — кроваво-красные. На ней была одежда, в которой она в последний раз покинула дворец, — рубаха и юбка, но теперь они были ей малы и многократно заштопаны. Поверх них она носила кожаный плащ, а вместо башмаков на крохотных ножках — два кожаных мешка, подвязанных шнурками. Она стояла в лесу за деревом.

Перед моим мысленным взором она начала красться и перебегать на четвереньках от дерева к дереву, будто зверь: летучая мышь или волк. Она за кем-то следила.

Это был монах. Одет он был в рогожу, его ноги были босы, а ступни покрыты шрамами, волосы на лице и на месте тонзуры давно уже отросли.

Она следила за ним из-за деревьев. Наконец он остановился на ночлег и стал разводить костер: сложил ветки, а на растопку разломал гнездо малиновки. В мешочке на поясе у него был кремень, и он постучал им по кресалу, пока искра не перекинулась на сухие прутики и не заплясало пламя. В гнезде, которое он нашел, было два яйца, их он съел сырыми. Скудный, наверное, ужин, для такого дюжего мужчины.

И пока он грелся у костра, она вышла из укрытия. Приникнув к земле по ту сторону пламени, она глядела на него в упор. Он улыбнулся, будто давно не видел другой живой души, и поманил ее к себе.

Встав, она обошла костер, но остановилась выжидающе на расстоянии вытянутой руки. Он порылся в складках рясы и нашел монету — маленькое медное пенни, которое бросил ей. Поймав пенни, она кивнула и подошла к нему ближе. Он потянул за служившую ему поясом веревку, и его сутана распахнулась. Тело у него было волосатое, как у зверя. Она толкнула его на мох. Одна рука, точно паук, поползла по волосам, пока не сжалась на его стволе, другая выводила круги вокруг левого соска. Закрыв глаза, он запустил огромную лапу ей под юбку. Она же приникла губами к соску, который теребила, — ее кожа казалась такой белой на фоне его мохнатого, бурого тела.

Она глубоко вонзила зубы ему в грудь. Его глаза распахнулись, потом закрылись снова, а она стала пить. Она оседлала его, но питаться не перестала. И пока она кормилась, между ее ног начала сочиться и стекать прозрачная черноватая жидкость.

— Ты знаешь, что не пускает путников в наш город? Что случилось с лесным людом? — спросил распорядитель ярмарки.

А я прикрыла зеркало оленьей кожей и сказала ему, что сама позабочусь о том, чтобы лес снова стал для всех безопасен.

Она наводила на меня страх, но что мне оставалось? Я была королева.

Неразумная женщина пошла бы в лес и попыталась поймать тварь, но я уже была неразумна раз и не желала повторять свою ошибку. Я сидела над старыми книгами. Я говорила с цыганскими женщинами (цыгане приходили в наши земли, преодолевая горы на юге, лишь бы не пересекать лес к северу и западу).

Я подготовилась и собрала то, что мне потребуется, и когда выпал первый снег, была готова.

Нагая, я поднялась в одиночестве на самую высокую башню дворца, на площадку, открытую небу. Мое тело холодили ветра, мурашки поползли по моим рукам, грудям и бедрам. Я принесла с собой серебряный таз и корзинку, в которую загодя сложила серебряный нож, серебряную булавку, щипцы, серый плащ и три зеленых яблока.

Опустив принесенное на каменный пол, я стала нагая, смиренная пред ночным небом и ветром. Увидь меня кто-нибудь там, я велела бы выколоть ему глаза. Но подсматривать за мной было некому. По небу неслись облака, то скрывая, то вновь являя убывающую луну.

Взяв серебряный нож, я порезала себе левую руку — раз, другой, третий. Три раза. В таз закапала кровь, алая жидкость, но в свете луны — черная.

К ней я добавила порошок из сосуда, что висел у меня на груди. Это была бурая пыль, приготовленная из высушенных трав, кожи особой жабы и многого другого. Она загустила кровь, но не дала ей свернуться.

Одно за другим я взяла три яблока и серебряной булавкой проколола на них кожуру. Потом опустила яблоки в серебряный таз и оставила их там, а первые в этом году крохотные снежинки медленно ложились на мое тело, на яблоки и на кровь.

Когда заря окрасила небо, я укуталась в серый плащ, одно за другими серебряными щипцами достала из серебряного таза красные яблоки, стараясь их не касаться, и положила в корзинку. На дне серебряного таза не осталось ни моей крови, ни бурой пыли, только зеленовато-черный осадок, похожий на ярь-медянку.

Таз я закопала в землю. Потом навела на яблоки чары (как когда-то, много лет назад, у моста наложила чары красоты на себя саму), чтобы они стали самыми чудесными яблоками на всем белом свете, и алые сполохи на их кожуре приобрели теплый цвет свежей крови.

Надвинув на лицо капюшон, я взяла с собой цветные ленты и украшения для волос, которыми прикрыла яблоки в камышовой корзинке, и одна пошла в лес, пока не пришла к ее жилищу: высокому утесу из песчаника, испещренному глубокими норами, которые уводили в темные недра.

Вокруг утеса росли деревья и высились валуны, и я незаметно переходила от дерева к дереву, от валуна к валуну, не потревожив ни веточки, ни упавшего листа. Наконец я отыскала себе укрытие и стала ждать — и наблюдать.

Несколько часов спустя из одной норы выбрался выводок карликов — уродливых и искривленных волосатых человечков, прежних обитателей этой земли. Теперь их редко встретишь.

Они скрылись в лесу и меня не заметили, хотя один остановился помочиться на валун, за которым я укрывалась.

Я ждала. Никто больше не появился.

Подойдя к норе, я позвала надтреснутым старушечьим голосом. Шрам на моей руке запульсировал, когда она вышла ко мне из темноты, одна и нагая. Ей, моей падчерице, было тринадцать лет, и ничто не портило совершенной белизны ее кожи, кроме багрового шрама под левой грудью, где давным-давно у нее вырезали сердце. Внутренняя часть ее бедер была испачкана влажной черной грязью.

Она всматривалась в меня, скрытую под плащом. И взгляд у нее был голодный.

— Ленты, пригожая девица, — прокаркала я. — Красивые ленты для ваших волос…

Улыбнувшись, она поманила меня к себе. Рывок — это шрам на моей руке потянул меня к ней. Я сделала то, что намеревалась, но много охотнее, чем хотела: я уронила корзинку и завопила, как трусливая старая торговка, которой прикидывалась, и побежала прочь.

Мой серый плащ был цвета леса, и ноги несли меня быстро, она не догнала меня.

Я же вернулась во дворец.

Дальнейшего я не видела. Но давайте представим себе, как разочарованная и голодная девушка возвращается в свою нору и находит на земле брошенную корзинку.

Что она сделала?

Мне хочется думать, что сперва она поиграла с лентами, вплела их в волосы цвета воронова крыла, обернула вокруг бледной шейки или тоненькой талии.

А потом из любопытства отодвинула тряпицу посмотреть, что еще есть в корзинке, и увидела красные-красные яблоки.

Разумеется, они благоухали свежими яблоками, но еще от них пахло кровью. А она была голодна. Представляю себе, как она берет яблоко, прижимает его к щеке, кожей ощущая его холодную гладкость.

И она открыла рот и глубоко вонзила в него зубы…


К тому времени, когда я достигла моего покоя, сердце, подвешенное на нити с потолочной балки — рядом с яблоками, окороками и вялеными сосисками, — перестало биться. Оно просто тихонько висело, недвижимое и безжизненное, и я снова почувствовала себя в безопасности.

Зимние снега легли высокими и глубокими и стаяли поздно. К наступлению весны мы все были голодны.

В тот год Весенняя ярмарка несколько ожила. Лесной люд был немногочислен, но пришел, а еще прибыли путники из земель за лесом.

Я видела, как волосатые человечки из пещеры в утесе торговались за куски стекла, обломки кристаллов и кварца. За стекло они заплатили серебряными монетами — добычей, принесенной с ночной охоты моей падчерицей, в этом у меня не было сомнений. Когда прошел слух, что именно они покупают, горожане побежали по домам и вернулись со своими амулетами из кристаллов, а несколько человек принесли даже оконные стекла.

Я было подумала, не приказать ли убить волосатых человечков, но не сделала этого. Пока с балки в моем покое сердце свисало недвижимое и холодное, мне ничто не грозило и лесному люду тоже, а значит — и жителям города.

Наступило мое двадцать пятое лето, моя падчерица съела отравленные плоды две зимы назад, когда в мой дворец пришел принц. Он был высоким, очень высоким, с холодными зелеными глазами и смуглой кожей тех, кто живет за горами. Он приехал со свитой, достаточно большой, чтобы его защитить, достаточно маленькой, чтобы другой правитель — я, например, — не счел ее возможной себе угрозой.

Я была практична: я подумала про союз между нашими землями, подумала про королевство, тянущееся от леса до самого моря на юге, подумала про моего златовласого возлюбленного, который уже восемь лет покоился в земле, и ночью пошла в покой принца. Я не невинная девица, хотя мой покойный супруг, который когда-то был моим королем, поистине был первым моим возлюбленным, что бы потом ни говорили.

Поначалу принц как будто возбудился. Он попросил меня снять рубашку и встать перед распахнутым окном подальше от очага, пока кожа у меня не стала холодной как камень. Потом он попросил меня лечь навзничь, сложить на груди руки и широко открыть глаза — но смотреть только в потолок. Он велел мне не двигаться и почти не дышать. Он молил меня не говорить ничего. Он раздвинул мне ноги.

И тогда он вошел в меня.

Когда же он начал двигаться во мне, я почувствовала, как поднимаются мои бедра, почувствовала, как сама двигаюсь ему под стать, вздох за вздохом, толчок за толчком. Я застонала — просто не могла сдержаться.

Его ствол выскользнул из меня. Протянув руку, я коснулась его — крохотной, скользкой козявки.

— Прошу, — шепотом взмолился он, — ты не должна ни двигаться, ни говорить. Просто лежи на камнях, такая холодная, такая прекрасная.

Я постаралась, но он утратил силу, которая придавала ему мужества, и довольно скоро я ушла из покоя принца, а в ушах у меня еще звучали его проклятия и слезы.

На следующий день рано утром он — уехал, забрав всех своих людей, — они поскакали в лес.

Представляю себе его чресла, пока он ехал, неудовлетворенность, камнем залегшую в основании его ствола. Воображаю себе его плотно сжатые губы. Потом представляю себе, как небольшой отряд едет по лесу и выезжает наконец к стеклянной гробнице моей падчерицы. Такая бледная. Такая холодная. Обнаженная под стеклом. Почти ребенок. Недвижима, мертва.

В моем воображении я почти чувствую, как внезапно отвердевает его ствол, вижу, как им овладевает похоть, слышу молитвы, которые он бормочет вполголоса, благодаря небеса за свою удачу. Я представляю себе, как он торгуется с волосатыми человечками, предлагает им золото и пряности в обмен на прекрасный труп под стеклянным саркофагом.

С готовностью ли они взяли золото? Или поглядели на его конную свиту, на острые мечи и копья и поняли, что иного выхода у них нет?

Не знаю. Меня там не было. В зеркало я не смотрела. Могу только воображать…

Руки, снимающие куски стекла и кварца с ее хладного тела. Руки, нежно гладящие ее хладную щеку, сдвигающие ее хладную руку, ликующие, что труп еще свеж и податлив.

Взял ли он ее прямо там, у всех на виду? Или велел перенести в укромное место прежде, чем войти в нее?

Мне неведомо.

Вытряхнул ли он яблоко у нее из глотки? Или, пока он вонзался в ее хладное тело, ее глаза медленно открылись? Раздвинулись ли ее губы, эти красные хладные губы, обнажились ли острые желтые зубы у смуглой шеи, когда кровь, которая есть жизнь, потекла ей в горло, смывая кусок яблока, смывая мой яд?

Мне остается только гадать. Наверняка я не знаю.

Вот что я знаю. — Ночью я проснулась от того, что ее сердце запульсировало и забилось опять. Сверху мне на лицо закапала соленая кровь. Я села. Рука у меня горела и гудела, будто по основанию большого пальца я ударила камнем.

В мою дверь барабанили. Я испугалась, но ведь я королева и не выкажу страха. Я распахнула дверь.

Первыми в мой покой вошли его воины и окружили меня, наставив на меня свои острые мечи и длинные копья.

Потом вошел он. И он плюнул мне в лицо.

Наконец в мой покой вошла она, как сделала это, когда я только стала королевой, а она была шестилетним ребенком. Она не изменилась. Ни в чем не изменилась.

Она дернула за нить, на которой было подвешено ее сердце. Она сорвала одну за другой ягоды рябины, сорвала головку чеснока, за столько лет совсем уже высохшую, потом взяла свое собственное, свое бьющееся сердце — маленькое, не больше чем у молочного козленка или медвежонка, а оно полнилось кровью, выплескивавшейся ей на руку.

Ногти у нее, наверное, были острые, как стекло: ими она разрезала себе плоть, проведя по пурпурному шраму. Ее грудь внезапно раззявилась — пустая и бескровная. Она лизнула разок свое сердце — а кровь все бежала у нее по рукам — и задвинула его глубоко под ребра.

Я видела, как она это делает. Я видела, как она снова закрыла и сдвинула плоть и кожу. Я видела, как пурпурный шрам начал бледнеть.

Ее принц поглядел на нее было беспокойно, но все же обнял за плечи, и они встали бок о бок и ждали. Но вместе с сердцем в нее не вошло тепло, и на губах у нее остался налет смерти, и потому его похоть ничуть не уменьшилась.

Они сказали мне, что поженятся, и два королевства действительно объединятся. Они сказали, что в день свадьбы я буду с ними.

Тут становится жарко.

Они оговорили меня перед моим народом, приправляя толикой правды похлебку, сваренную изо лжи.

Меня связали и держали в крохотной каменной каморке под дворцом, в подземельях я пробыла всю осень. Сегодня за мной пришли. Сорвали с меня лохмотья и смыли грязь, потом побрили мне голову и пах и натерли мою кожу гусиным жиром.

Снег падал, пока меня несли — по мужчине на руку, по мужчине на ногу — всем напоказ, распятую и холодную через зимнюю толпу и затолкали в эту печь для обжига.

Моя падчерица стояла рядом со своим принцем. Она смотрела на меня, на мое унижение, но молчала.

Когда, глумясь, меня заталкивали в печь, я увидела, как одна снежинка легла ей на белую щеку и так и осталась на ней, не тая.

Они закрыли за мной дверцу печи. Тут становится все жарче, а там они поют, веселятся и стучат в железные стенки.

Она не смеялась, не глумилась, не говорила. Она не издевалась и не отвернула лица. Но она смотрела на меня, и на мгновение я увидела свое отражение в ее глазах.

Я не буду кричать. Этого удовольствия я им не доставлю. Тело мое они получат, но моя душа и моя история принадлежат только мне, со мной и умрут.

Гусиный жир начинает плавиться и блестеть. Я не издам ни звука. Больше я думать об этом не буду.

А стану думать про снежинку на ее щеке.

Думать про волосы, черные, как уголь, про губы, красные, как кровь, про кожу, белую как снег.

Нил Гейман

@темы: Стащено

---

Кошачье

Cегодня у Сигурда был фильм ужасов. Главное в таком фильме что? Правильно. Тихонько подкрасться к смотрящему сзади и схватить его. Много нового о себе можно узнать. Так вот по квартире ездил здоровый пылесос и с диким воем жрал своим хоботом все что попадется. Нормальное животное спрячется где нибудь до конца уборки и будет там сидеть в безопасности. А этот? Котяра в диком страхе отступал, сдавая территории квартиры не хуже русских после бородинской битвы. Причем с пылесос глаз не сводил. Ну я и решил его на кровать отнести, что бы там ему не так страшно было, все дальше от страшного чуда. Вот я наклоняюсь беру его за животик...
Вы видели монахов шаолиня? Как они попрыгивают и бьют ногами по доскам? Семь килограммов живого веса взвились вверх на четырех лапах одновременно разворачиваясь и нанося два удара по подставленным рукам Кот успокоился, только когда приземлился и до него дошло, что его совсем не хотят себе на завтрак.

@темы: мой кот